Тарас Шевченко. По следам поэта
Целых десять лет (1847-1857)
пришлось провести на территории Оренбургского края и частично в самом Оренбурге
великому украинскому поэту Тарасу Григорьевичу Шевченко.
«Воистину народный поэт», -
писал о нем М. Горький, относя Тараса Шевченко, наряду с Пушкиным и Адамом
Мицкевичем, к «людям, воплощающим дух народа с наибольшею красой, силой и
полностью». Сам Шевченко говорил о себе: «История моей жизни составляет историю
моей родины». Гениальный сын украинского народа, впитавший в себя все его
исторические воспоминания, думы и чаяния, Шевченко с необычайной силой отразил
их в своей поэзии, пронизав ее пламенной ненавистью к царям, помещикам и ко
всем угнетателям трудящихся.
Произведения Шевченко, а
также его сатирические рисунки имели огромное революционизирующее значение.
Правительство Николая I понимало всю
опасность для себя «мужицкого поэта» и ждало только удобного предлога, чтобы
расправиться с ним. Таким предлогом было вхождение поэта в так называемое
кирилло-мефодиевское братство.
Арестованный в Киеве 5 апреля
1847 г.,
Шевченко под караулом был отправлен в Петербург и заключен в Петропавловскую
крепость. Шеф жандармов доложил царю, что Шевченко «сочинял стихи на
малороссийском языке самого возмутительного содержания». Объявленный 30 мая 1847 г. «высочайший»
приговор гласил: «Художника Шевченка за сочинение возмутительных и в высшей
степени дерзких стихотворений, как одаренного крепким телосложением, определить
рядовым в Оренбургский отдельный корпус, с правом выслуги, поручив начальству
иметь строжайшее наблюдение, дабы от него, ни под каким видом, не могло
выходить возмутительных и пасквильных сочинений». К этому приговору Николай
собственноручно добавил: «Под строжайший надзор с запрещением писать и
рисовать».
Поэту в то время было 33
года. Катастрофа разразилась над ним в ту пору, когда он был полон самых
широких творческих замыслов.30 мая 1847 г. Шевченко был отправлен из Петербурга
«под присмотром» фельдъегеря.
Оренбург тех времен не мог
произвести на поэта хорошего впечатления. Это был захолустный и скучный
окраинный город. Населения в нем было не более 10-15 тысяч, причем добрую
половину его составляли гарнизон, казаки, отставные солдаты. Гражданское
население состояло главным образом из мещан, промышлявших торговлей и
ремеслами. «Высшее» общество было представлено малокультурным офицерством,
военными чиновниками и купечеством, ведшим хищническую торговлю с Средней
Азией. Все крупные здания, кроме красивого Караван-Сарая (построенного при
Петровском подневольным трудом башкир), имели уныло-казарменный вид.
Благоустройством город не отличался.
В Оренбурге жила тогда
небольшая группа интеллигентных украинцев. Среди них был Федор Лазаревский,
служивший чиновником в Оренбургской пограничной комиссии. Неоднократно бывал
здесь и брат его Михаил Лазаревский, служивший в Петербурге, но тесно связанный
с Оренбургом. За время 10-летней ссылки поэта оба брата оказали изгнаннику
немало услуг и стали близкими его друзьями.
В своих воспоминаниях о
Шевченко М. Лазаревский сообщает: «Жандарм привез его в июне 1847 года, ночью,
прямо в ордонансгауз, где Шевченко провел ночь на голом полу. Утром его принял
комендант Лифлянд и отправил его в казармы 3-го Оренбургского линейного
батальона. Земляки его тотчас отправились в казармы и выпросили его к себе на
квартиру. Встреча с Шевченко была замечательна: и он, и окружавшие его плакали,
не знаю от горя, или от радости, что увидели своего родного поэта. Целый день
он провел в кругу земляков, пел народные песни, читал кое-что из своих
стихотворений, был, по-видимому, не особенно грустен; но заметно было, что он
многое скрывал в душе и хотел, на зло судьбе, быть выше ее. Федор Лазаревский,
с своей стороны, вспоминал, что, придя в казармы, он застал поэта лежащим
ничком в одном белье на нарах и углубленным в чтение библии – единственной
книги, которую попечительное начальство считало возможным предоставить к
услугам «грамотного арестанта».
14 июня 1847 г. «рядовой» Шевченко
был отправлен этапным порядком в Орскую крепость. Поэтому не раз потом пришлось
проделать этот трехсотверстный путь, и он имел возможность хорошо приглядеться
к этой части Оренбургского края. Его поражали унылость и заброшенность
встречавшихся селений, а также крайне низкий жизненный уровень их обитателей,
несмотря на весьма благоприятные условия: «А какая благодатная земля! Какие
роскошные луга и затоны уральские! И что же? Поселения из города лук получают».
Отрадное впечатление
произвела на Шевченко лишь Островная, заселенная выходцами из родной ему
Украины: Подъезжая ближе к селу, ему, действительно, представилась
малороссийская слобода: те же вербы зеленые, и те же беленькие в зелени хаты, и
та же девочка в плахте и полевых цветах гонит корову. Он заплакал при взгляде
на картину, так живо напомнившую ему его прекрасную родину».
22 июня Шевченко был
доставлен в Орск, а 23-го зачислен в «списочное состояние» батальона и
определен в роту. Началась «мрачная, монотонная десятилетняя драма николаевской
солдатчины, утомительной муштры, всяческих издевательств. Поэта глубоко
возмущала и оскорбляла бессмысленно-унизительная формалистика казарменного
режима. «Какая бесконечная и отвратительная эта пригонка амуниции!.. – писал
потом Шевченко в своем «Дневнике»: - Трудно, тяжело, невозможно заглушить в себе
всяческое человеческое достоинство, стать на вытяжку, слушать команды и
двигаться, как бездушная машина».
Вскоре по прибытии в Орскую
крепость здоровье поэта стало сдавать. Помимо кошмарных условий казарменной
обстановки, давала себя знать и непривычка к суровому восточному климату,
представлявшему такой резкий контраст с благодатным югом Украины. С
наступлением осени и зимы Шевченко стал страдать ревматизмом, к которому
присоединилась затем цинга. Но, видимо, из чувства солидарности с солдатской
массой, поэт не желал пользоваться теми льготами по строевой службе, которых он
мог добиться на основании своего болезненного состояния.
История знает немало поэтов и
художников, бывших в изгнании, но никому из них, кроме Шевченко, не запрещалось
изливать тоску и горечь изгнания самым естественным для них способом – пером на
бумаге и кистью на холсте. Шевченко лишен был этого элементарного права, и это
причиняло ему невыразимые страдания.
Запрет рисовать был для
Шевченко тем более тягостным, что орские впечатления давали ему обильный и
интересный материал для живописных зарисовок. В письме к В. Репиной он писал из
Орска: «А здесь так много нового, киргизы так живописны, оригинальны и наивны,
сами просятся под карандаш, - и я одуреваю, когда смотрю на них. Местоположение
здесь грустное, однообразное, тощие речки Урал и Орь, обнаженные серые горы и
бесконечная киргизская степь. Иногда эта степь оживляется ухарскими караванами
(на верблюдах), как волны моря зыблящимися вдали и своею жизнью удваивающими
тоску. Я иногда выхожу за крепость к Караван-Сараю или меновому двору, где
обыкновенно бухарцы разбивают свои разноцветные шатры. Какой стройный народ!
Какие прекрасные головы! И какая постоянная важность без малейшей гордости!
Если бы мне можно было рисовать, сколько бы я вам присылал новых и оригинальных
рисунков, но что делать? Смотреть же и не рисовать – это такая мука, которую
поймет только истинный художник».
В Орской крепости Шевченко
пробыл осень и зиму 1847-1848 гг. В мае 1848 г. по распоряжению из Оренбурга, 200
«нижних чиновников» 5-го линейного батальона, в том числе и Тарас Шевченко,
были назначены для прикрытия транспорта, следовавшего в Раимское укрепление в
устье Сыр-Дарьи.
Около месяца длился переход
отряда по знойной и пустынной степи. 18 июня отряд достиг Раимского укрепления.
Здесь в положении Шевченко произошла перемена, благодаря которой он получил
временную передышку от ненавистной ему солдатской муштры. Весной 1848 года из
Петербурга была послана экспедиция для обследования и описания берегов Аральского
моря, которая прибыла к месту назначения вслед за тем отрядом, в составе
которого находился Шевченко. Экспедицию возглавлял лейтенант А.И. Бутаков
(1816-1869), моряк (впоследствии контрадмирал), человек культурный и гуманный.
Проезжая через Оренбург, Бутаков (как полагают, не без влияния со стороны
друзей поэта) заручился согласием ген. Обручева на включение Шевченко в
состав экспедиции и на использование
его, как художника, для зарисовки берегов Аральского моря. По-видимому, Обручев
решил, что если ссыльный художник будет рисовать «для казенной надобности», то
это не будет нарушением «высочайшего» приговора. Шевченко был включен в экипаж
шхуны «Константин», которая была собрана на месте и 25 июля отправилась в
плавание по Аральскому морю. Плавание продолжалась два месяца.
В начале ноября 1849 г. Шевченко прибыл из
Раима в Оренбург, где поступил в распоряжение Бутакова.
Лирическое вдохновение часто
посещало поэта и в эту оренбургскую зиму. Пометка «Когда б вы знали, господа»,
насыщенным выстраданной ненавистью к тем, кто, превратив землю в «пекло» для трудящихся, убаюкивал их сказками
о «потустороннем рае».
В конце 1849 г. у Шевченко появилась
некоторая надежда на улучшение своего положения, связанная с представлением его
к производству в унтер-офицеры, которое Обручев, побуждаемый к тому Бутаковым,
послал в Петербург. В жизни рядовых из политических ссыльных получение унтер-офицерского
звания играло тогда большую роль, как знак близкого освобождения из ссылки. Но
перед самым Новым годом Шевченко узнал, что представление к производству
оставлено без последствий, а запрещение писать и рисовать подтверждено вновь.
Кроме того, поэту дали знать, что весной ему снова предстоит отправиться на
Аральское море. Эти вести подействовали на Шевченко удручающе и совсем
испортили ему встречу Нового года (уже третьего по счету за время ссылки),
который он, может быть, склонен был считать последним.
Между тем, пока Шевченко
томился в ожидании дальнейших перемен в своей судьбе, над ним разразилась новая
беда. Один оренбургский офицер, некто Исаев, весной 1850 г. донес Обручеву о
том, что рядовой Шевченко, вопреки «высочайшему» повелению, ходит по городу в
партикулярном платье, занимается рисованием и сочиняет стихи. В биографической
литературе о Шевченко существует версия, что Исаев своим доносом мстил Шевченко
за то, что тот помешал ему в любовной интриге, которая задевала семейную честь
близкого поэту человека. В сущности то, о чем доносил Исаев, не было секретом
для оренбургских властей, в частности и для Обручева. Но поскольку донос был
сделан официально и содержание его могло стать известным в Петербурге, Обручев,
боясь серьезных для себя неприятностей, немедленно дал делу «надлежащий» ход.
Арестовав поэта, он приказал сделать в его квартире обыск, о результатах
которого донес рапортом военному министру князю Чернышева. При обыске были
найдены «партикулярный сюртук», письма от разных лиц «преимущественно на
малороссийском языке», два «альбома со стихами и песнями на том же языке и
разнообразными фигурами, рисованными карандашом», деревянный ящик с кистями и
красками, библия, сочинения Шекспира, Лермонтова, «Евгений Онегин» Пушкина и
прочее.
Весь отобранный при обыске
материал был отослан в Петербург, а Шевченко, по истечении 15 дней, проведенных
на оренбургской гауптвахте, 12 мая 1850 г. был отправлен этапным порядком в Орск,
в 5-й линейный батальон, в списках которого он продолжал числиться.
Для поэта начался новый,
самый тяжелый и самый томительный период его ссылки – семилетнее заточение
(1850 – 1857 гг.) в Новопетровском укреплении, на пустынном берегу Каспийского
моря. Теперь это – территория Казахстана, тогда же Новопетровское укрепление
входило в состав Оренбургского края, и в нем несли гарнизонную службу две роты
1-го линейного батальона, в который был переведен Шевченко.
В 1855 г. в глухой форт дошла
радостная весть о том, что Николай I умер.
Шевченко воспринял ее, как знак близкого своего освобождения, и с этого момента
стал жить в нервном ожидании благоприятных сообщений из Петербурга. Столичные
друзья и благожелатели поэта (среди них наиболее влиятельными и активными были
вице-президент Академии художеств граф Ф.П. Толстой и его жена А.И. Толстая)
добивались включения имени Шевченко в списки ссыльных, представленные новому
царю на предмет амнистии. Александр II
вычеркнул из списков имя Шевченко, сказав: «Этот слишком сильно оскорбил мою
бабку и моего отца, чтобы я мог его простить». Но ходатайства друзей, видимо,
продолжались, и в начале июня 1857
г. Шевченко получил, наконец, письмо от М. Лазаревского,
извещавшего его о «помиловании».
Официальное извещение об
освобождении должно было прийти из Оренбурга, и в ожидании его Шевченко стал
деятельно готовиться к предстоящему отъезду: тщательно разузнавал, когда и
какие пароходы отходят из Астрахани в Нижний, приготовил себе на дорогу торбу,
запасал сухари и копченые продукты.
Чтобы скоротать время,
Шевченко с 12 июня начал вести дневник. На
одной из первых страниц он записал: «Как быстро и горячо исполняется приказание арестовать, так, вяло
и холодно исполняется приказание освободить».
Начавши вести дневник с целью
скоротать «томительные дни ожидания», Шевченко постепенно пристрастился к нему
(«сей журнал… сделался для меня необходимым, как страждущему врач») и стал
регулярно заносить в него свои думы, воспоминания и надежды. Ведение дневника
он продолжал некоторое время и по возвращении из ссылки. В результате потомство
получило драгоценный человеческий документ, имеющий большое биографическое
значение.
Только 21 июля 1857 г. получено было,
наконец, официальное извещение об освобождении Шевченко. Поэт очень боялся, что
прежде чем отпустить на свободу, его заставят явиться сначала в Уральск, где
был штаб 1-го линейного батальона, а оттуда в штаб корпуса в Оренбург, - таков
был обычный в таких случаях порядок. Но в бумаге, полученной из Оренбурга,
почему-то ничего об этом не было сказано. Опираясь на это умолчание и вняв
настойчивым просьбам поэта, комендант Усков после десятидневных колебаний
рискнул выдать ему удостоверение на право выезда из Новопетровского укреплния
прямо в Петербург. 2 августа, в 9 часов вечера, Шевченко оставил Новопетровское
укрепление и после трехдневного плавания на рыбачьей лодке, прибыл в Астрахань.
Здесь Шевченко нашел несколько земляков-почитателей, которые оказали ему самый
горячий и братский прием. Они снабдили поэта деньгами и всем необходимым, и 22
августа он выехал по Волге в Нижний.
Плывя на пароходе в Нижний,
Шевченко и не подозревал о том, что освобождение его, которое он так радостно
переживал, было пока очень условным. Вскоре после его отбытия из Оренбурга
приказ, сообщавший, что «по высочайшему повелению… рядовой, бывший художник
Тарас Шевченко уволен от службы, с воспрещением выезда в обе столицы и
жительство, впредь до окончательного увольнения его на родину, в г. Оренбург».
Майор Усков сильно
перепугался, получив эту бумагу, и – как ни симпатизировал поэту – вынужден был
послать нижегородскому полицмейстеру экстренное отношение об отобрании у
Шевченко, как только он прибудет в Нижний, отпускного билета, который он выдал
ему на свой страх и риск. Билет был отобран, но от направления поэта в Оренбург
пришлось воздержаться, так как вскоре по приезду в Нижний он заболел. Усков
получил строгий выговор по службе, но это не испортило его отношений с поэтом,
и они после того дружески переписывались.
В Нижнем поэт завел обширные
знакомства, много читал, ходил в театр,
изучал художественно-исторические памятники города, рисовал и писал стихи. В
декабре в Нижний специально для свидания с поэтом приезжал из Москвы его
знаменитый земляк и близкий друг артист М. С. Щепкин.
Только весной следующего года
было выхлопотано, наконец, разрешение на въезд в столицы. 10 мата 1858 г. поэт выехал в
Москву, а 27 мата записал в дневнике: «В 8 часов вечера громоносный локомотив
свистнул и остановил в Петербурге. В 9 часов я был уже в квартире моего
искреннейшего друга М. М. Лазаревского».
Кончилось десятилетнее
изгнание. Велика была радость Шевченко при встрече с друзьями единомышленниками,
к которым прибавилось теперь много новых, и из них самым дорогим был Чернышевский. Побывав на родине и
вернувшись в Петербург, Шевченко весь отдался творческой работе.
Поэт-революционер снова был на своем посту.
Оренбуржцы свято чтут память
великого поэта-революционера, проведшего значительную часть своей жизни в
пределах б. Оренбургского края. В 1939 г. в дни всенародного празднования
125-летия со дня рождения Тараса Шевченко, на доме № 33 по улице 8 мата, где
бывал великий поэт во время своего пребывания в Оренбурге, была укреплена
мемориальная доска, а б. Пьяновский переулок, пересекающий в этом месте
названную улицу, был переименован в улицу имени Шевченко. В Орске именем
Шевченко названы улица, школа, сад, библиотека. На площади имени Шевченко в
поселке машиностроителей воздвигнут памятник великому кобзарю.
|
